Матч смерти

Как забирали семью

— Я помню ночь, когда за мамой и за мной с сестрой приехал «черный ворон». Это было в конце ноября 1937 года. В квартире такой ералаш был (закрывает глаза, припоминая): все перекручивали, искали сами не знали что. А я у энкавэдиста сидела на руках — тогда от злости что-то сломала на козырьке его фуражки. Мне было только 4 года, но я уже понимала, что дома что-то страшное происходит.

Отца арестовали намного раньше, 23 января. В тот день была сессия Академии наук, после обеда планировался его доклад. Какой-то невысокий человек поманил его пальцем из-за двери. Отец вышел из зала — и как в воду канул. Мать его искала — не находила. Потом одна боевая племянница помогла узнать, что он арестован. Отец писал, но письма были совсем на него не похожи. Он сидел в тюрьме 9 месяцев, все это время шли допросы, на него давили! Однажды пришло письмо, что надо приготовить вещи, что его будут куда-то переводить. Через много лет мы узнали, что отца на следующий день расстреляли.

Он был умным человеком, образованным. Составил атлас Беларуси, руководил группой по экономической географии для вузов, на белорусском языке. За эту книгу он не успел получить деньги.

Серафима и Степан Маргелов, 30-е годы, Минск. Они жили в квартире, которая существует до сих пор. Теперь это дом № 13 по улице Академической, тогда адрес был такой: Борисовский тракт, дом № 54а. Именно отсюда забирали Серафиму и дочек в ноябре 1937 года. О судьбе Степана семья узнала только через много лет. Сначала им дали справку, что он умер от туберкулеза, куда позже пришла правда про расстрел

За нами пришли после ноябрьских праздников. Когда нас вывели из квартиры, видно, я была так потрясена, что потеряла память. Не помню ни дорогу, ни спецприемник.

Про беглецов, заключенных и книжки на чердаке

— Какая была у нас жизнь после лагеря? Длинный дом на две квартиры. Отец вырыл землянку, раздобыл корову. Он добывал мясо — ходил на охоту.

Осенью родители ехали на берег Охотского моря, оттуда — на катер и везли продавать картошку в Магадан. Мама оттуда мешками привозила книги, у нас вся стенка была ими заставлена. Я забирался летом на чердак и читал, читал.

Как-то мы, дети, увидели, как бревно какое-то плывет по реке Тауй, а на нем человек. Он пригнулся, озирался. Беглец! Это была отдельная беда — встретиться с беглецом. Однако я очень сомневаюсь, что кто-то мог сбежать с Колымы, природа там очень суровая — зимой замерзнешь, летом не пройдешь. Если только не пароходом через Магадан — но как?

Володя Романовский на фоне бараков в поселке Талон

Еще: когда мне было лет пять, мы с пацанами бегали возле лагеря — он был в километре от поселка. Вдруг видим: стоят заключенные в две шеренги и два конвоира ведут человека. А он уже никакой, в крови. Его посреди ворот положили и стали бить прикладами. Мы, конечно, разбежались. Я в соплях домой, мама тоже плачет.

В 45-м году у нас появились пленные немцы. Вышел как-то на улицу гулять. Зима. Идет чучело громадное! Завернуто в одеяло, на ногах что-то накручено, ужасный такой, мимо прошел.

Но вообще я стал соображать, что мы несвободные, только накануне 6-го класса. Помню, в школу меня привезли рано. Конец августа, заморозки, в интернате еще почти никого. Я пошел на берег моря по лесу, ягоды вкусные: брусника, морошка. Потом вдруг мысль: а за что вообще посадили моих родителей? Я же видел, что они уже пользуются громадным уважением в поселке. Знал, что они достойные люди. Но тогда за что?

Мама была очень активная — думаю, это и ее талант нам и помогали там выжить. Она вечно самодеятельность организовывала, спектакли ставила, Чехова читала. Очень решительная была. Она сыграла в моей жизни большую роль. Отбивала у меня самонадеянность. После 4-го класса уже с родителями практически не жил. В Талоне была только четырехлетка, а у родителей еще было поражение прав. Меня за 50 километров от них отправили учиться в Тауйск. После 5-го класса приезжаю, говорю: мама, я уже географию знаю! Она: а где находится Баб-эль-Мандебский пролив? (смеется). Ну вот, когда найдешь — придешь хвастаться.

Мамину сумочку взрослый сын бережно хранит

Мой сын успел взять у нее интервью. Он приехал и два часа с лишним с ней говорил. И я сам у себя рву волосы на голове, что сам так обстоятельно с ней не поговорил. Работа, работа, все «когда-нибудь» (смахивает слезу)… Старый я совсем стал, что-то расклеился…

Эвакуация. О жизни в детском доме

— Началась война. Нас поздно эвакуировали. По ночам мы уже различали гул немецких самолетов, хватали одеяло, подушку и бежали прятаться в лес.

Эвакуация… Мы долго шли пешком, питались совсем плохо. Наткнулись на поле со вкусным зеленым горошком! И там все напаслись, наелись — и мы, и воспитатели. Потом все ушли, а на поле остались только мы с подружкой. Так вышло. Так я снова рассталась с сестрой. Какая-то женщина нас потом отвела в детский дом в Черкассах, куда свозили беспризорников. И я уже с ним прошла всю войну, эвакуацию, потом окончила ремесленное училище.

Уже работала и потом только получила письмо от матери — она меня искала. Сестра не теряла связи с мамой вообще. Они писали друг другу письма.

Нас эвакуировали в Узбекистан. Очень страшная была жизнь. Сутками ходили по горам, ловили черепах. Притворялась пару раз, что больная, — в изоляторе чуть больше давали покушать.

Сейчас я верю в Бога. Но не потому что уверовала, как неграмотные бабушки, которым скажи, а они во все верят. Просто понимаю, что везде божья рука была надо мною. Помню, как воспитательницы к нам приходили по ночам, утешали: «Ничего, дети, вот кончится война — и всего будет много-много». А мы в один голос: «И хлеба?».

Нонна и Янина Маргеловы в форме во время жизни в спецлагере для детей врагов народа

Так хлеба хотелось! И чтобы не просто почувствовать его вкус, а немного больше поесть. И сообразили вот что: например, сегодня ты мне отдаешь свою порцию хлеба, и ты, и ты. И у меня собирается три или четыре порции хлеба, так что я уже могу наесться! А завтра точно так же мы отдаем свой хлеб кому-то другому. Эти собранные пайки хлеба мы съедали или на улице, или под одеялом, чтобы никто не видел. Не потому, что отберут, а чтобы не дразнить того, кому тоже хочется есть.

Когда мы жили в самом последнем месте в эвакуации — там люди уже немножко лучше жили. Местные нам иногда давали карточку, чтобы мы по ней хлеб для них получали. Понимаете, какое доверие было к детям? И мы очень любили, чтобы на этой пайке хлеба был «довесочек». Было соображение: принесешь все — и люди довесочек тебе обязательно отдадут.

2. Создание команды «Старт»

С установлением немецкой власти, постепенно в Киеве стала налаживаться культурная жизнь: был открыт оперный театр, работали кинотеатры, проводились концерты. Также рос интерес к проведению спортивных соревнований.

В результате, начали появляться стихийно создаваемые футбольные команды. Среди них — команда «Старт», «директором» которой выступил Иосиф (Йозеф) Иванович (Иоганович) Кордик, моравский чех, проживавший до войны в Киеве. При немцах Кордик был отнесен к категории «фольксдойче» и был назначен директором хлебозавода № 1 (до и после войны он числился четвёртым, на улице Дегтяревской, 19). Вскоре Кордик встретил продававшего на «Евбазе» (Галицкий базар (в обиходе Евбаз — Еврейский базар, располагался на месте нынешней площади Победы) самодельные зажигалки Николая Трусевич и предложил последнему пойти на завод разнорабочим. Трусевич согласился, поскольку это давало ряд социальных гарантий.

Спустя некоторое время с помощью Трусевича на завод попали и другие киевские футболисты, хорошо ему знакомые — Гончаренко, Тютчев, Кузьменко, Комаров, Путистин, Клименко, Свиридовский, Балакин.

27 мая 1942 «исполнительный директор» хлебозавода Чебанюк пишет письмо-заявление в секцию физкультуры и спорта городской управы: «Киевский хлебозавод № 1 просит зарегистрировать добровольную футбольную команду завода». С этого момента команда обрела официальный статус. Кордик же обеспечил футболистам возможность дважды в неделю тренироваться на стадионе «Зенит» (ул. Керосинная, 24) после ликвидации там лагеря военнопленных.

Помимо 9 футболистов-рабочих хлебозавода, к команде присоединились Михаил Мельник, Николай Коротких (повар в столовой отдела образования и культуры горуправы по ул. Ленина, 22), Юрий Чернега (работал в охране горуправы), а также Лев Гундарев, Александр Ткаченко и Георгий Тимофеев (все — служили в полиции), Василий Сухарев. Самому молодому М. Мельнику было 27 лет, самому старшему Ф. Тютчеву — 35. Капитаном команды избрали Михаила Свиридовского.

Необходимо отметить, что действующими игроками киевского «Динамо» образца прерванного чемпионата СССР 1941 года были всего трое: Трусевич, Клименко и Комаров. Гундарев и Мельник, игравшие в 1940 за киевский «Локомотив», в 1941 входили в дубль «Динамо», но не провели за него ни одного матча. Гончаренко перед войной играл за одесский «Спартак», Балакин и Сухарев — игроки киевского «Локомотива». Некоторые были игроками киевского «Рот Фронта». Путистин и Свиридовский вообще занимались тренерской работой.

4 июня 1942 г. дирекция хлебозавода № 1 обращается в секцию физкультуры и спорта городской управы с просьбой выделить для команды завода спортинвентарь, а именно: бутсы, трусы, футболки, гетры, наколенники, мячи и сетку для ворот. За исключением бутс и трусов все было выписано уже 19 июня. Футболки были красного цвета.

Одновременно с командой хлебозавода была создана команда «Рух», организатором которой выступил Георгий Дмитриевич Швецов, экс-игрок киевского «Желдора». При новой власти он всячески прислуживал немцам, работал у Штепы в газете «Нове українське слово». Швецов приглашал в свою команду Трусевича и остальных экс-динамовцев, но большинство ответили отказом, поскольку играть в профашистской команде было опасно. В итоге, основу «Руха» составили служащие органов власти и рабочие киевских фабрик, а из команды хлебозавода за «Рух» иногда играл только Гундарев, а также экс-динамовец Николай Голембиовский.

Однако именно Швецову принадлежала идея создания Украинской футбольной лиги и проведения футбольных матчей в Киеве. Штепа же, с подачи Швецова, через председателя городской управы Леонтия Форостовского добился переименования Республиканского стадиона (до войны — имени Хрущева), открытие которого намечалось на 22 июня 1941 года, в Украинский (ул. Большая Васильковская, 51). А сам «Рух» пригласили на торжественное открытие стадиона 12 июля 1942, в котором украинцы одолели команду немецкой воинской части ДV.

В начале июня 1942 года Штадткомиссариатом было утверждено проведение футбольных матчей в Киеве.

Пра тое, як вярталіся ў Беларусь

— Вайна кончылася, і бацька мой вярнуўся інвалідам, без рукі, адразу ў Мінск — з прабітым лёгкім, бок парваны быў. Ён разумеў, што кожны наш дзень там, далёка, — барацьба за жыццё. І бацька пачаў думаць, як нас забраць. І ў сорак пятым годзе нам з мамай даслалі «вызов», дазволілі выязджаць.

Людзі з лагера рынуліся да мамы: «Ты ж паедзь да нашых родных, раскажы, дзе мы». Памятаю, прыходзіла Мецяжыха. Перад высылкай яна пакінула тут сястры свайго сына. Прасіла даведацца пра яго. Мама яго знайшла, шукала з год пэўна, працаваў на заводзе. Калі мы вярнуліся, мама мяне з сабой па ўсіх гэтых сем’ях, па родных тых «кулакоў» вадзіла. Распавядала пра лёс тых, каго выслалі. А мне казала: «Слухай, гэта нада ведаць».

Семья Зенчик (по линии мамы Зинаиды Тарасевич) жила в этом доме. Выглядел, конечно, он по-другому, но существует до сих пор. Его теперешний адрес — улица Кольцевая, дом № 3, деревня Чиживка, Папернянский сельский совет Минского района. Зинаида Антоновна говорит: в доме сейчас никто не живет.

Ехалі мы 16 дзён! Памятаю, маці ляжыць на паліцах у цягніку, спіць і спіць — такая была змучаная. І спіць пакуль не cшэрхне цела (не анямее, значыць). Прачыналася ад болю і не магла зразумець, дзе знаходзіцца. Потым казала: «А, Беларусь мая, Беларусь!». І так некалькі разоў было. Маці радавалася, думала, што вернецца ў сваю хату, на цёплую бацькоўскую печ.

Але хату забралі. Хату не аддаюць і па сённяшні дзень. Тады не аддавалі, бо там зрабілі школу, потом не аддавалі, бо там настаўніца жыла. І сёння не аддаюць, хаця пустая стаіць. Як памірала, маці прасіла, каб я «забрала хату ў бандзітаў».

Вельмі мала было напісана пра высланых людзей. Гэтыя людзі самі не маглі пра сябе напісаць, бо неадукаваныя былі. Во, я тут напісала ў сшытачку тое, што чула ад маці і што сама бачыла. Але ж астатнія і напісаць не могуць.

В начале 1990-х Зинаида Тарасевич подавала документы в Комиссию по реабилитации жертв политических репрессий и получила справки о реабилитации. 11 членов семьи по маминой стороне и 5 — по отцовской

Яшчэ мая работа была — усіх рэабілітаваць. Я гэта зрабіла, у пачатку 90-х. Помнікі паставіла загінуўшым продкам. Што яшчэ я магу?

Первые воспоминания. Детство в телятнике

— Когда я родился, отец мой уже был на свободе, но был поражен в правах. Так было практически у всех: из лагерных бараков ты ушел, но дальше никуда уехать не можешь. Отец стал жить в Талоне — поселке, построенном для лагерных.

Мама была в лагере до сорок пятого, а я родился в 41-м. В Талоне был детский дом, мне грозило туда попасть, но я оказался на попечении тети Лизы Гаврильчук. Она тоже отсидела срок в ГУЛАГе, но не думала возвращаться: потеряла всех сыновей, мужа, все хозяйство. Вот она меня и выхаживала до освобождения мамы.

Этому носочку примерно 74 года. Валентина Доброва связала его в лагере для сына Володи

Тетя Лиза жила и работала в телятнике. Помню: стоят коровы стельные, печь, чаны громадные, в них варится что-то. Спал на этой печке, рядом с чанами. Позже я бегал по телятнику и смотрел, когда корова начинала рожать — прибегал и сообщал: «Тетя Лида, ножки показались!». Ни мамы, ни отца в тот момент еще в моей жизни не было. Но помню: я на скотном дворе сижу, на меня идет корова, я в жутком страхе — и вдруг вижу, как от ворот ко мне бежит мама.

Как был создан ГУЛАГ

Заключенные ГУЛАГа, 1929 год. Коми АССР. Заключенные Ухтинской экспедиции Управления северных лагерей особого назначения ОГПУ на транспортировке грузов вверх по реке Ижме. Фотохроника ТАСС

В декабре 1917 года советское правительство создало Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК). В феврале 1922 года комиссия была ликвидирована, а ее функции переданы новообразованному Государственному политическому управлению (ГПУ) при НКВД РСФСР. В 1923 году ГПУ было преобразовано в Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ), на которое возлагалась задача развернуть в Советской России систему лагерей.

Первый советский исправительно-трудовой лагерь был создан в 1923 году в Соловецком монастыре и получил сокращенное наименование СЛОН — Соловецкий лагерь особого назначения. До конца 20-х годов он оставался единственным лагерем на территории Союза. В 1929 году началась коллективизация, давшая толчок созданию системы исправительно-трудовых лагерей. Множество раскулаченных крестьян лишились своего имущества, были заключены в тюрьмы или сосланы.

В июле 1929 было принято постановление «Об использовании труда уголовно-заключенных», в апреле 1930 года было создано Управление исправительно-трудовых лагерей ОГПУ, преобразованное через полгода в Главное Управление исправительно-трудовых лагерей (ГУЛАГ). Лагеря начали появляться на всей территории Советского Союза: в Карелии (Беломоро-Балтийский лагерь), Центральной России (больше всего лагерей было устроено в Мордовии), Сибири, Дальнем Востоке (здесь в 1932 году появился один из крупнейших лагерей — Севвостлаг на Колыме, входивший в систему Дальстрой). В нечеловеческих условиях, на голодном пайке, под побоями надзирателей заключенные тяжело трудились на шахтах, лесозаготовках, добыче золота, угля, на строительстве железных дорог — часто на широте вечной мерзлоты. 

Я подковой вмерз в санный след,

В лед, что я кайлом ковырял!

Ведь недаром я двадцать лет

Протрубил по тем лагерям, — 

под этими словами из песни Александра Галича «Облака» могли бы подписаться тысячи людей. Всего за время существования ГУЛАГа в Советском Союзе было организовано 427 лагерей.

Масштаб репрессий

То что репрессии имели место отрицать глупо, но каковы их реальные масштабы — необходимо пояснить. И сделать это сейчас можно на вполне законных основаниях. Стал доступен секретный документ, с которым сейчас можно легко ознакомится в сети:«Докладная записка Генерального прокурора СССР Р.А. Руденко, министра внутренних дел СССР С.Н. Круглова и министра юстиции СССР К.П. Горшенина о количестве осужденных коллегией ОГПУ, тройками НКВД, Особым совещанием, военной коллегией, судами и военными трибуналами за контрреволюционную деятельность в 1921–1954 гг.» // ГАРФ. Ф. 94016. Оп. 26. Д. 4506. Лл. 30-37. Заверенная копия.

Государственный архив Российской Федерации. Ф. 94016. Оп. 26. Д. 4506. Л. 30-37. Заверенная копия.

Этот документ был специально подготовлен для Никиты Сергеевича Хрущева. Он датирован 1 февраля 1954 годом. Изучите его внимательно и вы увидите много любопытной информации.Согласно этому документу, общее количество осужденных за 32 года составило 3 777 380 человек. Обвинения выносили Коллегия ОГПУ, «тройки» НКВД, Особое совещание, Военная Коллегия, суды и военные трибуналы вместе взятые. Из них к смертной казни за 32 года приговорили 642 980 человек. 2 369 220 человек – к содержанию в лагерях и тюрьмах на срок от 25 лет и ниже. А 765 180 человек – к ссылке и высылке.Цифры безусловно большие и страшные, но это отнюдь не «десятки миллионов» загубленных. К тому хочу напомнить, что это произошло в крайне тяжелое для нашей страны время. И среди невинно-осужденных были и настоящие преступники. В список этот попали в том числе и революционеры, троцкисты, белогвардейцы, кулаки, жертвы гражданской войны, пособники фашистов всех мастей, от бандеровцев до дезертиров и диверсантов, просто обычные уголовники и настоящие террористы.

Хочу повторить, что согласно этому документу за 32 года было расстреляло 642 980 человек. Гигантская цифра, согласен. Но это не «десятки миллионов». Преувеличение масштабов репрессий было сделано вполне осознанно и как минимум в 15 раз! В среднем это получается около 20 000 человек в год. Огромная цифра, о которой безусловно нужно знать, это та самая горькая историческая правда!Однако…Отдельно стоит отметить так называемую «чистку» в рядах Красной Армии, которая имела место было с 1937 по 1939 год. В 1986 году в журнале «Огонек» была напечатана статья о якобы уничтоженных 40 000 офицеров и солдат Красной армии в период с мая 1937 по сентябрь 1939 года. Цифра просто фантастическая, но откуда она взялась?5 мая 1940 года на стол Сталину легла бумага, текст которой гласит: «Из отчета начальника Управления по начальствующему составу РККА Наркомата Обороны СССР Е. А. Щаденко от 5 мая 1940 г.» был опубликован в журнале «Известия ЦК КПСС» в No 1 за 1990 год стр.186-192 (Этот документ вы так же можете найти в открытом доступе ).

Так вот, именно в этом документе и сказано, что в период с 1937 по1939 годы из рядов РККА 36 898 командиров было уволено. Уволено, а не расстреляно, понимаете?!Причины для увольнения разные:— по возрасту;— по состоянию здоровья;— за дисциплинарные проступки;— за моральную неустойчивость;— по политическим мотивам.

Из них по политическим мотивам было уволено около 20 000 человек, из которых в последствии почти половина, после ходатайств и жалоб, была восстановлена!Из общего списка количество военачальников уволенных из рядов Красной армии – 9 579 человек. Было приговорено к расстрелу — 70 человек. А расстреляло — всего 17 человек! Понимаете какой «огромный» масштаб репрессий!

История ФК Старт

Статьи, опубликованные в ежедневнике Нове украинское слово (Новое украинское слово), подконтрольного немцам, протоколы очевидцев и документация НКВД позволяют реконструировать историю ФК Старт.

Организация бригады пекарни

Во время немецкой оккупации все советские организации и клубы были распущены. К концу 1941 года немецкая администрация разрешила вновь образованные украинские спортивные клубы. В январе 1942 года футбольный тренер и спортивный обозреватель Георгий Дмитриевич Швецов основал клуб «Рух» (Движение). Он постарался привлечь лучших киевлян.

Но большинство бывших «динамовцев», в том числе очень популярный вратарь Трусевич, не захотели играть в «Рухе», вероятно, потому, что взяли Швецова за сотрудника. Трусевич устроился на работу в пекарню № 1, которая обеспечила их рабочим и их семьям нормальный запас продуктов. Еще больше бывших игроков «Динамо» нашли работу в пекарне. Немецкий режиссер Йозеф Кордик, инженер из Моравия, призвал их создать футбольную команду: FC Start. После Великой Отечественной войны Кордик заявил в НКВД, что на самом деле он Чешский, а не немецкий.

В новую команду вошли три игрока бывшего клуба «Локомотив Киев». За «Старт» также играли четыре бывших футболиста, которые напрямую подчинялись администрации Германии: трое украинских полицейских. и один машинист немецких железных дорог Рейхсбан в Киеве. Никто из игроков «Старта» не играл за «Динамо» в предвоенные годы. Некоторые из них покинули клуб пару лет назад.

Матчи в июне и июле 1942 г.

На июнь и июль 1942 года задокументировано семь стартовых матчей: против украинских команд «Рух» и «Спорт», трех венгерских военных команд, команды немецкой артиллерии и немецкой железнодорожной команды RSG. «ФК Старт» выиграл все матчи, забив 37 и пропустив всего 8 голов.

Матч против Флакельфа 6 августа 1942 г.

6 августа 1942 года «Старт» обыграл Флакельфа со счетом 5–1. Имена немецких игроков приведены в кириллица буквы на плакате: Харер, Данц, Шнайдер, Бискур, Шарф, Каплан, Брейер, Арнольд, Яннаш, Вундерлих, Хофманн.

Матч мести против Флакельфа 9 августа 1942 г.

С 2000 зрителей, три дня спустя команды снова встретились в так называемом «Матче смерти». Плакат сообщил, что у Флакельфа «усиленная» команда, но не назвал никаких имен. Но он назвал 14 игроков «Старта», среди которых Лев Гундарев, Георгий Тимофеев и Александр Ткаченко, украинские полицейские под немецким командованием.

Счет 5–3 в пользу «Старта». Задокументирована только первая половина матча: немцы открыли счет, затем Иван Кузьменко и Макар Гончаренко дважды отметили счет 3–1 за перерыв. После матча немец сфотографировал обе команды в непринужденной обстановке. Через несколько дней он предложил копию бывшему игроку «Локомотива» Владимиру Балакину. Эта фотография в советское время не публиковалась.

После этого победители выпили по рюмке самодельной водки и вечером встретились на вечеринке.

Арест игроков

16 августа 1942 года «Старт» обыграл «Руха» со счетом 8–0. Двумя днями позже, 18 августа, Гестапо арестовали шестерых игроков «Старта» в пекарне, а два дня спустя арестовали еще двоих.

Снимок Джеймса Балджера, сделанный системой видеонаблюдения

В феврале 1993-го года Джон Венейблс и Роберт Томпсон, оба десятилетние, убили двухлетнего Джеймса Балджера, предварительно похитив его от здания торгового центра Strand, в Ливерпуле (Великобритания). Подробности этого убийства вызывали волну паники по всей Англии, заставляя родителей задаваться вопросом, на что способны их дети. Кадр, сделанный системой видеонаблюдения, на котором Джеймса Балджера уводят его убийцы, транслировался по новостным каналам в течение нескольких месяцев. И это была последняя возможность посмотреть на двухлетнего ребёнка в его последние часы.

Венейблс и Томпсон выманили Балджера подальше от своей матери, а потом шли с ним 4 километра, рука об руку, вдоль железнодорожного полотна, прочь от торгового центра. По дороге детей несколько раз останавливали прохожие, спрашивали, не потерялись ли они, и не нужна ли им помощь. Также они советовали детям увести домой их «младшего брата», который никак не мог перестать плакать. Тело Джеймса было найдено через два дня после его смерти, привязанное к рельсам на железнодорожной линии, ведущей в Уолтон. Его травмы были ужасны, и после освещения этого факта в СМИ в обществе возникла волна возмущения в связи с мягкостью приговора в отношении двух малолетних преступников. Венейблс и Томпсон в течение 8 лет должны были находиться в воспитательных колониях, и получать психиатрическую помощь до достижения 18-ти лет. А потом они были освобождены. Им сменили имена, и они получили заботу и гарантии безопасности от правительства. Ведь правительство постоянно находится в поиске нужных людей, не так ли?